Неточные совпадения
У польских мессианистов, у Мицкевича, Товянского, Цешковского, было очень чистое жертвенное
сознание, оно загоралось в сердце
народном от великих страданий.
Христианство не допускает
народной исключительности и
народной гордости, осуждает то
сознание, по которому мой народ выше всех народов и единственный религиозный народ.
В каком же смысле русское
народное православное
сознание верит в святую Русь и всегда утверждает, что Русь живет святостью, в отличие от народов Запада, которые живут лишь честностью, т. е. началом менее высоким?
Мессианское
сознание народа может быть лишь плодом великих
народных страданий.
Лишь утверждение
народного, имманентно-человеческого характера государства должно привести к тому высшему
сознанию, что государство — в человеке и каждый человек за него ответственен.
Без такого
сознания не может быть закала
народного характера.
Помирятся ли эти трое, померившись, сокрушат ли друг друга; разложится ли Россия на части, или обессиленная Европа впадет в византийский маразм; подадут ли они друг другу руку, обновленные на новую жизнь и дружный шаг вперед, или будут резаться без конца, — одна вещь узнана нами и не искоренится из
сознания грядущих поколений, это — то, что разумное и свободное развитие русского
народного быта совпадает с стремлениями западного социализма.
Якобинцы и вообще революционеры принадлежали к меньшинству, отделившемуся от
народной жизни развитием: они составляли нечто вроде светского духовенства, готового пасти стада людские. Они представляли высшую мысль своего времени, его высшее, но не общее
сознание, не мысль всех.
Я, когда вышел из университета, то много занимался русской историей, и меня всегда и больше всего поражала эпоха междуцарствия: страшная пора — Москва без царя, неприятель и неприятель всякий, — поляки, украинцы и даже черкесы, — в самом центре государства; Москва приказывает, грозит, молит к Казани, к Вологде, к Новгороду, — отовсюду молчание, и потом вдруг, как бы мгновенно, пробудилось
сознание опасности; все разом встало, сплотилось, в год какой-нибудь вышвырнули неприятеля; и покуда, заметьте, шла вся эта неурядица, самым правильным образом происходил суд, собирались подати, формировались новые рати, и вряд ли это не
народная наша черта: мы не любим приказаний; нам не по сердцу чересчур бдительная опека правительства; отпусти нас посвободнее, может быть, мы и сами пойдем по тому же пути, который нам указывают; но если же заставят нас идти, то непременно возопием; оттуда же, мне кажется, происходит и ненависть ко всякого рода воеводам.
Доказывая расстройство
народной жизни, он тем самым доказывает несостоятельность и самой государственной системы, тем более что бедственное положение народа имело, по собственному
сознанию историка, печальное влияние и на государственную славу России.
Все эти факты убеждают нас, что тогдашним административным и правительственным деятелям действительно чуждо было, по выражению г. Устрялова («Введение», стр. XXVIII), «то, чем европейские народы справедливо гордятся пред обитателями других частей света, — внутреннее стремление к лучшему, совершеннейшему, самобытное развитие своих сил умственных и промышленных, ясное
сознание необходимости образования
народного».
Пародия была впервые полностью развернута в рецензии Добролюбова на комедии «Уголовное дело» и «Бедный чиновник»: «В настоящее время, когда в нашем отечестве поднято столько важных вопросов, когда на служение общественному благу вызываются все живые силы народа, когда все в России стремится к свету и гласности, — в настоящее время истинный патриот не может видеть без радостного трепета сердца и без благодарных слез в очах, блистающих святым пламенем высокой любви к отечеству, — не может истинный патриот и ревнитель общего блага видеть равнодушно высокоблагородные исчадия граждан-литераторов с пламенником обличения, шествующих в мрачные углы и на грязные лестницы низших судебных инстанций и сырых квартир мелких чиновников, с чистою, святою и плодотворною целию, — словом, энергического и правдивого обличения пробить грубую кору невежества и корысти, покрывающую в нашем отечестве жрецов правосудия, служащих в низших судебных инстанциях, осветить грозным факелом сатиры темные деяния волостных писарей, будочников, становых, магистратских секретарей и даже иногда отставных столоначальников палаты, пробудить в сих очерствевших и ожесточенных в заблуждении, но тем не менее не вполне утративших свою человеческую природу существах горестное
сознание своих пороков и слезное в них раскаяние, чтобы таким образом содействовать общему великому делу
народного преуспеяния, совершающегося столь видимо и быстро во всех концах нашего обширного отечества, нашей родной Руси, которая, по глубоко знаменательному и прекрасному выражению нашей летописи, этого превосходного литературного памятника, исследованного г. Сухомлиновым, — велика и обильна, и чтобы доказать, что и молодая литература наша, этот великий двигатель общественного развития, не остается праздною зрительницею
народного движения в настоящее время, когда в нашем отечестве возбуждено столько важных вопросов, когда все живые силы народа вызваны на служение общественному благу, когда все в России неудержимо стремится к свету и гласности» («Современник», 1858, № XII).
Массы
народные всегда чувствовали, хотя смутно и как бы инстинктивно, то, что находится теперь в
сознании людей образованных и порядочных.
Таким образом, если уж и можно обращать внимание на
народные различия с этой стороны, то не иначе, как в строгой, последовательной, неразрывной связи рассматривая внешнее распространение знаний и внутреннюю их обработку в
сознании народа.
С одной стороны, новое учение должно было проникать постепенно в
сознание народа, и о внушении его должны были стараться те лица, в руках которых находилась власть над народом; с другой стороны, языческие понятия и предания были слишком сильно вкоренены во всех проявлениях
народного быта и оказывали сильное противодействие новым началам.
Психология
народных обрядов коренится в религиозном миросозерцании. Заклинающий человек властен над природой, она служит только ему; оттого он сам чувствует себя богом. Это подтверждается массой фактов, собранных о людях-богах. Состояние
сознания заклинающего природу, по словам Е. В. Аничкова, еще не религия, но то смутное мировоззрение, в котором таились уже зачатки религии. Заклинание — это древнейшая форма религиозного
сознания. [Там же, стр. 38–39]
Сознание [великой роли
народных масс в экономии человеческих обществ] едва начинается у нас, и рядом с этим смутным
сознанием появляются серьезные, искренне и с любовью сделанные наблюдения
народного быта и характера.
Много раз приходилось нам слышать от людей, искренно желающих
народного блага, выражение сожаления о том, что народ наш живет так разрозненно, так мало проникнут
сознанием общих интересов.
Но — не говоря о г. докторе и статском советнике Вернадском — был ли хоть кто-нибудь из литераторов в своих творениях столько дерзок, чтобы дойти хоть только до
сознания необходимости тех мер, которые
народная сила осуществила на деле?
Это чувство погруженности в ничто,
сознание онтологического своего ничтожества, жутко и мучительно, — бездонная пропасть внушает ужас даже в сказках (этот мотив встречается и в русской
народной сказке).
Последний затемняет религиозное
сознание не только уединенных мыслителей, но и
народных масс, мистически оторванных от земли: таковы социалисты, ставшие жертвою неистовой и слепой лжеэсхатологии, по исступленности своей напоминающей мессианические чаяния еврейства в христианскую эру [О соотношении социализма, эсхатологии и хилиазма см. в статье Булгакова «Апокалиптика и социализм» (Два града. М., 1911.
Лишь в эпоху эллинистическую, ко времени явления Христа в религиозном
сознании иудаизма духовный элемент начинает освобождаться от власти элемента натуралистического, что означает высвобождение личности, выход ее из растворенности в родовой,
народной жизни.
Из старших писателей-художников самым большим влиянием пользовался Глеб Успенский. Его страдальческое лицо с застывшим ужасом в широко раскрытых глазах отображает всю его писательскую деятельность.
Сознание глубокой вины перед народом, сплошная, непрерывно кровоточащая рана совести, ужасы неисчерпаемого
народного горя, обступающие душу бредовыми привидениями, полная безвыходность, безнадежное отсутствие путей.
Греческие влияния воспринимались
народным религиозным
сознанием как порча, проникающая в единственное в мире православное царство.
Но «
народный дух» обычно понимается не реалистически, а символически, без
сознания этого символизма.
Царская власть, санкционированная религиозно в
сознании народа, и охраняла культурный слой от
народной тьмы, и гнала его.
Сознание, что он сам, всею душою старавшийся об улучшении
народного быта, служил игрушкою врагов народа, попускавших гнев и милость на кого хотелось этим извергам, было самым язвительным терзанием среди накипевшей боли.
Но этим обнаруживается, что в первоосновах мессианского
сознания допущена религиозная ложь, ложное отношение между религиозным и
народным.
И в русском
сознании религиозное и
народное так перемешаны, что трудно их разделить.
Для народнического
сознания народ не есть великое целое, в которое входят все классы, все группы, все человеческие личности, не есть соборная личность, существо, живущее тысячелетие своей самобытной жизнью, в котором прошлое и будущее органически связаны и которое не подлежит никаким социологическим определениям; для этого
сознания народ есть часть, социальный класс физически трудящихся, крестьяне и рабочие, более всего и прежде всего крестьяне, все же остальные выпадают из народа, отщепенцы
народной жизни.
Причин возникновения русского народничества и его долгого господства в интеллигентском
сознании обычно ищут в глубоком и длительном разрыве между высшим культурным слоем и низинами
народной жизни.
Ярость, злоба, ненависть, жажда крови и насилий прекратится, когда
народная масса просветится
сознанием того, что в России сейчас невозможен социализм и безграничное увеличение благосостояния рабочих и крестьян, невозможно полное социальное равенство не потому только, что этого не хотят буржуазные, имущие классы, но прежде всего потому, что это невозможно объективно, что это противоречит непреложным законам природы, что этого не допускает бедность России, ее промышленная отсталость, некультурность народа, духовная немощь русского общества и т. п.
Народническое
сознание лишь увеличивает пропасть между «народом» и «интеллигенцией», «народом» и «культурой», ему не открывается духовная глубина
народной жизни, в которой исчезают все различия, связанные с социальными оболочками.
Народнические чувства и народническое
сознание угашали творческие порывы, нравственно отравляли сами источники творчества духовной культуры, так как в творчестве видели уклонение от исполнения долга перед народом или измену
народной правде.